Евгений Лиуконен
В Угличском крае сохраняется немало памятников старины и различных уникальных мест. Среди них широко известные достопримечательности. Другие пребывают в тени и безвестности – словно не существуют. В числе последних село Княжево, расположенное на подтопленном левом берегу Волги. Если соседнее Котово видно из города, то Княжево скрыто за изгибом реки, за угловатым лесистым мысом.
С широкого разлива водохранилища заметны выступающие из прибрежных зарослей высокая колокольня и массивная ротонда храма благородной классической архитектуры, но с явными признаками разрухи и заброшенности. Со стороны Волги село как на ладони, но с суши малодоступно – теряется среди полей и просёлков. Здесь в забытой глубинке скрыта уникальная достопримечательность.
По бытовавшему ещё в начале ХХ века преданию название Княжева могло произойти от существовавшего в древности загородного дворца угличских князей. В возвышавшемся над волжским берегом урочище Каменка были заметны заросшие ямы и остатки дубовой рощи. Невозможно что-либо добавить к словам предания, но необходимо отметить, что никто из документально известных владельцев не имел княжеского титула. В Писцовых книгах Угличского уезда 1629-1631 годов упоминается находившееся в составе Городского стана сельцо Княжево на реке Волге, что была пустошь, принадлежавшая помещику Афанасию Иванову сыну Милюкову. В 1619 году за участие в обороне Москвы от войск королевича Владислава вотчина пожалована Тимофею Микитину Качалову. В её состав также входили деревни Петряево, Высокая, Ванкино с несколькими крестьянскими дворами и девять пустошей. В сельце находился двор вотчинника. С большой долей вероятности владелец был сыном Никиты Даниловича Качалова, племянника царского дьяка Михаила Битяговского, обвинённых в убийстве царевича Димитрия и растерзанных горожанами.
В последующее время вотчина переходит известному и знатному роду дворян Волынских. Они считались потомками героя Куликовской битвы Дмитрия Михайловича Боброк-Волынского, на государевой службе получали чины бояр, окольничих, стольников, воевод. Точные обстоятельства смены владельцев пока не установлены, но известно, что в 1728 году вотчина принадлежала подполковнику Михаилу Михайлову сыну Волынскому. Известно, что он в 1708 году был назначен адъютантом генерала Н.И. Репнина. Чин подполковника пожалован в 1711 году.
В 1697 году (вероятно, уже при Волынских) была основана Смоленская церковь. Так Княжево стало селом – ранее местность входила в приход соседнего села Котова. В 1761 году взамен деревянного сооружён каменный храм во имя Смоленской Пресвятой Богородицы с приделом Святой великомученицы Екатерины. Об этой церкви сохранилось совсем немного сведений. В описи 1806 года сообщается, что «во всей церкви, в приделе, в трапезе и вверху имеется осмнатцать окошек, в коих решётки железные… околницы стеклянныя. На церкви глава израсцовая, на ней крест железной. Колокольня каменная осмеричная; церковь и колокольня покрыты тёсом». Иконостасы «столярной гладкой работы» вместо распространённой позолоты были высеребрены, а фоны окрашены в голубой цвет. Храм мог быть традиционных форм либо завершался восьмериком. Глава, очевидно, была каменная, покрытая поливной черепицей – редкость для середины XVIII столетия.
В первой половине XIX века имение принадлежало действительному статскому советнику и кавалеру Михаилу Михайловичу Волынскому (1761-1837). Он был сыном гвардии-поручика Михаила Ивановича (1730-1773) и Натальи Николаевны (1727-1814), урождённой Салтыковой. Известно, что М.М. Волынский был в дружеских отношениях с военным министром А.А. Аракчеевым, состоял в родстве со многими знатными фамилиями, среди которых Салтыковы, Волконские, Долгоруковы. Ему довелось стать последним представителем рода Волынских по мужской линии. Быть может, по этой причине он пожелал возвести новый каменный храм. После отставки со службы проживал в своей усадьбе в Княжеве, которая могла быть ему особенно близка. На строительство церкви он завещал крупную сумму – шестьдесят тысяч рублей ассигнациями. Доверенным лицом и строителем назначен коллежский асессор Лаврентий Антонович Дорошкевич (1798-1870), который успешно справился с возложенными обязательствами.
В 1837 году архиепископом Евгением дана храмоздательная грамота. 17 сентября 1842 года Л.А. Дорошкевич, члены причта и староста в своём прошении писали, что «каменная новая церковь о трёх престолах с колокольнею и оградою каменною, кладкою законченная в прошлом 1841-м году, ныне постановкою иконостасов совершенно отделана и снабжена утварию». Они желали освятить все три престола в день кончины М.М. Волынского – 3 октября. В дополнение к прежним престолам по воле ктитора добавлен третий – во имя Преподобного Иоанна Рыльского, как и Екатерининский, размещённый в трапезной. По преданию он был учреждён в память о брате. Ярославской духовной консисторией после сбора необходимых справок 24 сентября 1842 года направлен указ. 7 октября архимандрит Покровского монастыря Никодим рапортовал, что в обозначенный день освятил храм.
Новая церковь необычным обликом и размерами неизменно вызывала восхищение современников, которые знали, что она создана исключительно по воле помещика. Побывавший в княжевском храме в 1850 году архиепископ Евгений, «любуясь благолепием его, удивлялся в тоже время преждевременности онаго, видя прежний храм крепким ещё и способным для отправления в нём Богослужения». Почти тридцать лет в Княжеве были две каменные церкви, что, несомненно, сообщало селу живописный облик. Но приход не мог содержать два здания – в 1869 году старая церковь продана Покровскому монастырю за 500 рублей для разборки на кирпич.
Прихожане полагали, что спроектировал храм иностранный архитектор. Установить истину было невозможно, поскольку чертежи Л.А. Дорошкевич оставил у себя. Что же так удивляло современников? Здание является образцом стиля ампир нерядового столичного уровня. В основе композиции массивный приземистый куб храмовой части, поверх низкой крыши завершённый купольной ротондой. С западной стороны выступает небольшой зауженный объём трапезной, к которому через перешеек примыкает трёхъярусная колокольня с массивными аттиками и арочными проёмами.
Композиция здания состоит из простых геометрических форм. Их разнообразят завершённые архивольтами боковые арочные окна четверика, прочие прямоугольные проёмы с веерными пятичастными замковыми камнями. К боковым фасадам прежде примыкали четырёхколонные портики дорического ордера с треугольными фронтонами, от которых сохранились лишь пилястры. Более сложная композиция из шестиколонных портиков с фронтонами была у нижнего яруса колокольни. Четыре окна ротонды оформлены миниатюрными портиками-эдикулами.
Композиция и отдельные детали поражают безупречной чистотой форм. Можно задаться вопросом – как в провинции могло быть построено такое здание? Есть и ответ – из публикаций историка архитектуры А.В. Чекмарёва известно, что архитектор Афанасий Григорьевич Григорьев (1782-1868) выполнил чертежи для церкви села Воскресенского «в Кадке» Мышкинского уезда, построенной в 1838 году «иждивением поручика и кавалера Александра Александровича Сухово-Кобылина». Данный факт отражён и в журнале «Кацкая Летопись». Очевидно, М.М. Волынский тоже обратился к услугам видного московского архитектора, сотрудничавшего с Доменико Жилярди. Княжевская церковь нередко включается в список работ А.Г. Григорьева.
Для творчества архитектора характерны общая схема и деталировка, – в частности, структура основного четверика, в объём которого компактно включены алтари приделов и главного престола, а собственно храмовую часть составляет лишь поперечный неф, завершённый куполом. Здание построено добротно и основательно, многие элементы выполнены из белого камня, – несомненно, был профессиональный присмотр, работали мастера высокого уровня. При этом, возможно, проект воплощён не в полном объёме – местное предание говорило об уменьшении колокольни. Мог предполагаться лепной декор – триглифы на фризах, разнообразные вставки. Очевидно, не хватило средств.
Храм был окружён каменной оградой, составлявшей с ним единый ансамбль. С западной стороны ограда фланкировала паперть и нижний ярус колокольни с величественными колонными портиками.
В интерьере оригинальностью композиции выделялся небольшой иконостас, в котором царские врата были выполнены в виде Всевидящего Ока, окружённого лучами, а завершение составлял огромный синий шар в облаках, покрытый звёздочками. Здесь необходимы пояснения – на фризе ещё видны следы надписи: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф» из Серафимской песни. В описях имущества 1842 и 1856 годов сообщается, что вверху иконостаса находился образ Господа Саваофа, изображённый в облаках. Очевидно, тема Бога-Отца доминировала в структуре, но впоследствии по указанию архиерея или благочинного неканоничную скульптуру Саваофа убрали. Остался лишь шар – небесная сфера, держава, завершённая крестом. Этот иконостас был «столярный, одноярусный с колоннами и резьбою, вызолоченными на полимент; столярство выкрашено белою краскою». Резьба придельных иконостасов также была вызолочена на полимент, а гладкие места выкрашены голубой краской.
В оформлении интерьера храмовой части присутствует немногочисленный лепной декор, включающий профилированные карнизы и пояски. Их дополняют гризайлевые росписи – фризы и орнаментальные вставки на арках. В технике гризайли выполнены и евангельские сюжеты, заполняющие люнеты восточной и боковых стен: «Тайная Вечеря», «Сретение Господне», «Введение во храм Божией Матери». На парусах сводов живописные изображения Евангелистов. Примечательна роспись купола диагональными кессонами, великолепно имитирующая объём. Это убранство в классической манере, очевидно, современно завершению строительства храма. Росписи трапезной (к настоящему почти утраченные) были выполнены в 1880 году на пожертвование крестьянки деревни Баскачево Анны Никитиной Бурмистровой местным живописцем из деревни Муравьёво Константином Антоновичем Гусевым (1847-1930). Он же в 1897 году поновил росписи, промыл иконы и позолоту двух придельных иконостасов.
В 1929 году церковь была закрыта и использовалась колхозом для различных нужд, постепенно ветшая и разрушаясь. В книге «Художественные памятники Верхней Волги» Ю.Я. Герчук и М.И. Домшлак в 1968 году с сожалением писали об утраченных портиках: «теперь их нет, хотя трудно понять, кому и зачем понадобилось выламывать прочные белокаменные колонны». Очень многое логически трудно осознать, но очевидно здание из-за утраты кровель и многолетних протечек близко к необратимой стадии разрушения – несмотря на эстетику форм и заложенный колоссальный запас прочности.