Версия для слабовидящих
Государственное автономное учреждение культуры Ярославской области
Угличский государственный историко-архитектурный и художественный музей
8 (800) 2507317
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
"Баллада о гвоздях" Н. Тихонов
С тех пор, как я познакомилась с художником-священником, отцом Рафаилом, а это, ни много ни мало, десять лет, я задаюсь вопросом – откуда такая необыкновенная решительность и воля в супругах Сергее и Елене?
И начались поиски ответа на вопрос. В картинах, фотографиях, дневниковых записях, фильмах и статьях, да где я только не искала, в том числе и в родословной, вглядываясь в лица их родных и вслушиваясь в обрывки воспоминаний. Нам известно, что отец матушки Елены, генерал-майор Александр Георгиевич Котиков, был комендантом Берлина и очень уважаем жителями этого города. А кто она, та, которая всегда была рядом – жена и друг генерала?
Котикова Надежда Петровна (урождённая Крутько) родилась в 1917 году в Белой Церкви на Украине в семье директора школы. В 1932 году приехала в Москву, где перед войной встретила своего будущего мужа, Александра Георгиевича Котикова. Вместе с ним прошла весь военный путь 2-го Белорусского фронта до Берлина. Скончалась 9 августа 2003 года в деревне Загайново. Похоронена на кладбище церкви Архангела Михаила «во бору» вместе с дочерями.
Вот так, в четырех предложениях, уместилась жизнь длинною в 86 лет. Какой была генеральская жена, каких принципов в жизни придерживалась, о чём мечтала, и чего ждала?
Сегодня собрать подробности жизни Надежды Петровны получилось благодаря её внучке Александре, поделившейся семейными историями, зятю Сергею Симакову (игумену Рафаилу), сохранившему воспоминания своей супруги Елены (монахини Анны), и внучатой племяннице Наталии, занимающейся историей своего рода. Попробуем вместе представить путь, который прошла Надежда Крутько.
ДЕТСТВО
О детстве и семье Надежды Петровны известно немного. Её мама, Мария Ермолаевна Полякова родилась в с. Пятигоры, рядом с которым находилось местечко Белая Церковь под Киевом, в казачьей семье. В 18 лет вышла замуж за директора женской гимназии Петра Григорьевича Крутько, регента храма, в котором служил дьяконом один из её братьев. Петр Крутько был старше Марии намного, он был директором гимназии, в которой она училась. В семье Марии и Петра родились трое детей: Николай, Надежда и Олечка, которая умерла ещё маленькой. И на этом испытания семьи Крутько только начинались…
Из воспоминаний Елены Александровны Котиковой (монахини Анны):
«Мама родилась в 1917 году, а в 1920-м дедушку убили, и семья стала страшно бедствовать. Бабушка решилась на отчаянный шаг: оставить маленькую Надю на руках у дяди Алеши; а самой с Колей идти на заработки. Так бабушка с моим будущим дядей Колей уехала в Донбасс, а мама 5 лет жила у дяди Алеши, потом её передали к другому брату бабушки в Тифлис, где было посытнее, там был белый хлеб и много фруктов. С тех пор мама всегда ела фрукты с хлебом, особенно арбуз, и говорила, что это очень вкусно. Из Тифлиса мама, будучи подростком, переезжает в Феодосию, к тёте Наташе, у которой муж работал паровозным машинистом и была дочка, мамина ровесница. От этих перемещений у мамы осталось очень тяжёлое впечатление».
Внучка, Александра Ханафина, рассказывает об этом так:
«Бабушка очень мало говорила о своих родственниках. Даже жалко. Я пыталась спрашивать, но она мало рассказывала. Вот эта история с её мамой, непонятная. В детстве она рано осталась без отца. Их было трое, она, брат Коля и ещё маленькая Оленька, которая умерла. Наверное, они все погодки были. Время было трудное, маме ее пришлось куда-то ехать на заработки. Она могла с собой взять только одного ребенка, и выбрала Колю. А Надю оставила в семье брата. Вот и обида оттуда пошла.
Рассказывала мне, что там тетя с дядей своей дочке купили туфельки, а ей нет. И вот она эти парусиновые тапочки на всю жизнь запомнила. И ей уже 80 было, а она их всё помнила. Так-то. Травма. Конечно, и не только тапочки. И потом ещё к другому дяде она попала, и очень об этом не любила поминать. С 14 лет уже сама зарабатывала, жила сама, пробивалась, как могла.
Поэтому на маму свою, Марию Ермолаевну, держала обиду. Хотя и понимала, наверное, что та была не виновата. Но ведь вот Колю взяла, а ее нет... Ребенку не объяснишь. Она всегда говорила: мамочка, это самое дорогое и любимое существо».
Но это эмоции, а о чём говорят поступки? После скитаний с сыном по чужим местам в надежде заработать и прокормиться, где им, вероятно, тоже не сладко приходилось, Мария Ермолаевна жила со своей дочерью в казарменной малосемейке в Благовещенском переулке. И, переехав в «генеральский дом» на Соколе, семья Котиковых забрала Марию Ермолаевну с собой. «К этому времени мы опять стали жить с бабушкой, и нас было пять человек в семье» – пишет в своих воспоминаниях Елена Александровна Котикова. Кто не страдал, тот и любить не умеет – так говорят.
Меня не покидает мысль о том, как нелегко было принять решение Марии Ермолаевне о разлуке с дочерью. Но она же понимала, что скитальческая жизнь не для девочки, что дочь должна быть под присмотром дома, получить образование и т.д. Любовь проявляется и таким образом! Как страдало её материнское сердце, представить невозможно. Она выбирала из двух зол меньшее, проявив стальную твердость и решительность. Как жила, так и умерла – Мария Ермолаевна умерла стоя, держась за спинку кровати, в квартире на Соколе.
ЗАМУЖЕСТВО
В 15 лет Надежда уехала в Москву, где в 1939 году познакомилась с Александром Георгиевичем. Невольно обращаешь внимание на тот факт, что Александр Георгиевич так же, как и отец её Петр Григорьевич, был на порядок старше своей избранницы. После начала войны, супруги не собирались разлучаться, но, волею судеб, вместе на фронте они оказались только в 1942 году. «В нашем альбоме с военными фотографиями есть только одна надпись, тоненько, карандашом: «Надюша приехала», и мама, стриженная под мальчишку, в гимнастерке с тугим ремнем и счастливо-лукавой улыбкой родных глаз».
О том, сколько испытаний выпало на их долю во время войны мы можем только догадываться, как и о том, как был выстроен их быт. Один только факт о том, что Надежда прошла вместе с мужем «военный путь 2-го Белорусского фронта» заслуживает внимания и уважения! Военрук, постоянно занятый проблемами и заботой о вверенных ему людях, не мог проводить рядом с любимой не то что много времени, а порой даже и нескольких часов. Как отразились время и условия жизни на её характере, рассказывает внучка Александра:
«Бабушка не терпела оскорблений, пренебрежительного отношения к жене. В нашей семье этого, разумеется не было.
Она была очень ранимой и обидчивой. Дедушка это знал и относился к ней, как мог бы самый деликатный и чувствительный человек. Каким он, собственно, и был.
Не прощала предателей. Терпеть не могла вранья. Она не любила "слабостей" в людях. Жалела, но как-то презрительно. Стеснялась такого. Нечестность – это для нее как клеймо. "Торгашей" презирала. Вообще, если кто что-то нечестно приобрел, неважно как, тоже очень презирала».
ГЕРМАНИЯ
Фронт, со всеми вытекающими из этого страшного слова, останется позади. Казалось бы, время зажить счастливой семейной жизнью. И снова испытания.
«Сначала, после Победы, папа с мамой и Ланой жили в городе Галле, а весной 1946 года пришел приказ о назначении папы на японский фронт. Мама тогда чуть с ума не сошла. Кончилась война, у нее был годовалый ребенок и она ждала следующего, а тут вдруг гром среди ясного неба. Но когда подали на подпись папины документы Г. К. Жукову, то он все переиначил. Оказывается, он давно искал подходящую кандидатуру на место коменданта Берлина, которое после трагической смерти Н.Э. Берзарина переходило из рук в руки, но никто в этой должности не задерживался. И тут вдруг – генерал Котиков. Жуков очень ценил папу, считал его во всех отношениях подходящим кандидатом, и родители переехали в Берлин» – вспоминала Елена Котикова.
По мнению внучки Александры, дело было так:
«Дед по-немецки не говорил, только читал со словарем, а бабушка не знала язык, а когда ей было его учить. Соответственно с ними был переводчик. Тоже же надо обладать мужеством и самоорганизацией, чтобы вести общение с помощью переводчика. Понятно, почему рожать первую дочь бабушка полетела в Москву, и только спустя полгода приехала к дедушке. Молока у бабушки не было, оно и понятно – здоровье на фронте подорвано. Тогда им привели козу. Вторую дочь, мою маму, она родила уже в Берлине. <...>
Представляете, что такое комендантство – приемы, послы – надо соответственно выглядеть, не говорить лишнего. Бабушка удивительно умела себя держать в обществе. Скромно, но с большим достоинством. Со своим мнением не лезла, но всегда его имела. Ее всегда уважали. Ей это было важно».
НА РОДИНЕ
Так получилось, что, по возвращении на Родину, семью Котиковых ожидали новые испытания. Отец Рафаил вспоминает, что «когда они приехали из Берлина в Москву, у Александра Георгиевича начались проблемы. Его чуть ли не отдали, как и многих тогда, находившихся в общении с иностранцами, под суд, а спас его от преследований его соратник, маршал Жуков».
Супруг внучки Александры Радик (в крещении Роман) вспомнил и такой случай: «Надежда Петровна была скрытная как разведчик. Лишнего никогда не говорила. Я потом понял, почему. В 1993 году, когда по необходимости пришлось залезть в систему вентиляции, я обнаружил там кучу проводов и старые микрофоны. Конечно, они уже не работали. Но, они были везде, и в спальне, и на кухне – везде. Генеральская квартира прослушивалась».
МАЛЕНЬКИЕ РАДОСТИ
Жизнь каждого человека не может и не должна быть сплошным подвигом. Наш быт состоит из мелочей и пустяков, которые, в свою очередь, тоже нас характеризуют. В такой непростой и часто неустроенной жизни Надежды Петровны, конечно, было место для радостей, незначительных, но приятных.
Матушка Елена-Анна вспоминала о том, что «мама пела красиво, больше любила шутливые украинские песни, пели они вдвоем с папой. Вообще они оба были люди веселые, вот только веселья им от жизни мало выпало».
Внучка Александра вспоминает о том, как выглядела бабушка в обыденной жизни:
«Бабуля любила одеваться летом в платья светлые, иногда с цветами или орнаментом. Очень любила синий и голубой цвета. Помню её в чуть расклешенной юбке, блузке и пиджаке. У нее всегда была талия, она любила приталенные, с пояском, модели.
Прическу всегда делала в парикмахерской – завивка. Она же очень рано поседела. И волосы короткие носила. А ведь когда-то у нее была роскошная коса (мама говорила, хранилась когда-то у нее, отрезанная).
И мама рано поседела. И я тоже».
Надежда Петровна, уважая особенности характера своего супруга, приняла на себя нелегкую ношу быть строгой и сдержанной хозяйкой.
«Если говорить о моих впечатлениях о совместной жизни бабушки и дедушки, то получится так: бабушка всем руководит, но при этом дедушкин авторитет нисколько не страдает. Не знаю, как это им удавалось, но вот деньги все были у бабушки. Она была казначеем. И спрашивалось обо всем и всегда у бабушки. И дедушка всегда говорил: давай у бабушки спросим. Вот так. Но при этом я всегда чувствовала безмерное уважение и заботу, любовь, которые испытывала бабуля по отношению к дедуле. И наоборот. Вот такие вот отношения».
Зять Надежды Петровны, отец Рафаил, припомнил такую подробность:
«Александр Георгиевич в жизни мягкий деликатный человек, он был совершенным бессребреником, и, если бы его не останавливала супруга, заботившаяся об уровне, хоть какого-то благосостояния в семье, то роздал бы, кажется, все до последнего».
О том же по-своему вспоминает и внучка Александра:
«Дело в том, что мой дедушка был каким-то уникальным генералом. Начать с того, что ему было ненавистно приобретательство, корысть, расчет, это совершенно искренне. Я не могу себе представить его интригующим или втирающимся в доверие к начальству. И бабушка была такая же. Просто он нашел в ней родную душу, единомышленницу. Вот так вот повезло».
О традициях семейного отдыха, и предпочтениях Надежды Петровны Александра продолжает:
«Вообще очень любила, когда можно было провести какое-то время без кухни. На летнее время мы ездили в Прибалтику, маленький эстонский городок Эльве. Там мы жили в доме, снимали квартирку, но часто обедали в столовой. Они с дедушкой раньше, до меня, предпочитали ездить отдыхать в санаторий, где все готовили, не надо было мыть посуду, и можно было все время посвятить прогулкам, экскурсиям и проч».
ПРОФЕССИЯ
Трудовой стаж Надежды Петровны насчитывает 40 лет – с 1932 по 1972 годы. Училась она сначала на химическом, затем на кулинарном факультетах земского училища. Некоторое время работала поваром, заведующей делопроизводством историко-философского института, секретарем-машинисткой академии Генштаба РККА.
О встрече бабушки и деда Александра рассказывает так:
«У дедушки был очень плохой почерк, разобрать то, что он написал, с трудом мог далеко не каждый, а должность обязывала. Поэтому к нему прикрепили помощницу с прекрасным почерком, обладающую природной грамотностью, да, к тому же, умеющую печатать на машинке, мою бабушку. Они посмотрели друг на друга, и все. Такая любовь с первого взгляда совершенно. Вот так повезло».
Интересный факт – химический факультет, потом кулинарный. Работа поваром. И при этом внучка вспоминает, что «вообще бабушка готовить не очень любила. Но готовила вкусно. Я помню борщ, вегетарианский всегда (слова такого я тогда не знала, готовился, видимо, из-за дедушки) макароны с тертым сыром, котлеты. Печь она не любила, только шарлотку с яблоками помню. Она всегда рано утром пила кофе с Бородинским хлебом с кусочком сыра. Вставала всегда рано. Запах кофе помню. Варила его в кофейнике».
Не часто встретишь повара, который не любит готовить. Отличительная черта людей ХХ века – делать то, что должен и делать это обязательно хорошо.
«Она всегда переживала, что не получила академического, настоящего образования. Мечтала, чтобы все дети были образованы, обеспечены работой не просто, а интересной и нужной» – вспоминает внучка.
Тщательно изучив её трудовую книжку, понимая, что не было времени, когда Надежда Петровна сидела без работы, всё-таки прихожу к мнению, что главным делом жизни была роль жены и хозяйки. За громким званием генеральской жены обнаруживается ежедневное служение интересам мужа, часто вопреки его желаниям. Надежде Петровне приходилось ограждать своего супруга от друзей, родственников, поскольку генерал очень болел (у него было белокровие). Её поэтому часто недолюбливали, а она знала это, и исполняла то, что должно, с любовью заботясь о муже. Отец Рафаил вспоминает:
«Александра Георгиевича в семье не принято было тревожить. Болел он серьезно и давно. На страже его спокойствия стояла супруга Надежда Петровна, которая пресекала все попытки, могущие растревожить, взволновать мужа».
ДЕТИ И ВНУКИ
Надежда Петровна любила своих девочек – Светлану и Елену. Так многого желала для них, конечно, самого лучшего. Лучшего, по её представлениям. Судьба их сложилась не так, как представлялось маме. Вероятно, по этому поводу случались споры в семье. После смерти мужа в 1981 году, которая конечно не прошла, не оставив рубца на сердце, Надежда Петровна прожила ещё 22 года. Она часто не соглашалась с увлечениями своих дочерей, не одобряла круг знакомств… Но твердость её стала мягче с годами. Любя, она прощала многое, хотя была не согласна. Пережив смену эпох, крах социалистической системы, которой они с мужем служили верой и правдой, увидев события начала 90-х годов, она как бы отстранилась от всего этого. А многих сломало…
На вопросы своего зятя о происходящих событиях, она не отвечала, равно как и не давала рукописи супруга детям. И в этом не столько выдержка, сколь забота. От чего пыталась уберечь и сохранить своих близких, мы можем только догадываться. Как говорит отец Рафаил: «Все было сокрыто и заперто где-то и только лет через пятнадцать Надежда Петровна неожиданно передала все, что осталось из написанного Александром Георгиевичем, мне».
У Надежды Петровны было две дочери и три внука, которых она застала и успела понянчить. О том, как это было внучка Александра говорит так:
«Она всегда отказывала себе в пользу детей. Сама себе кое-что шила. Шила, как самоучка, но неплохо.
Она меня вырастила. Любила безумно. Все для меня делала. Но я не знаю, как бы она отнеслась у тому, что я про неё что-то рассказываю? Может, она бы очень обиделась.
Вот когда у меня появился Санька, бабушка ещё немного могла с ним нянькаться, потом, когда я была беременна Машей, умерла Светлана, и Маша родилась уже без неё, бабуля, которая всегда девочек растила, что-то тут тоже себе надумала. Маша была её любимицей, но ей все казалось, что её обижают, и она все пыталась за неё "заступаться".
Я как раз подумала, что только сейчас начала понимать всю трагедию моей бабушки. Только, когда сама стала бабушкой.
Она была очень не удовлетворена итогами своей жизни, наверное, переживала».
На сегодняшний день у Надежды Петровны есть правнучка Юленька, очень похожая на тетю Котю, как ласково называла Александра старшую дочь бабушки Светлану.
ЭПИЛОГ
Надежда Петровна пережила смерть своего супруга и старшей дочери. Похоронив Светлану, перестала ходить. После лечения в военном госпитале Министерства обороны стала забываться, часто теряла сознание. Последнее время провела у младшей дочери Елены в деревне Загайново под Угличем. Тогда её зять, ставший священником, и дочь, которую все непривычно называли матушкой Еленой, будут рядом. По словам батюшки, Надежда Петровна часто говорила о себе «что очень тяжело» и продолжала нести свой крест до конца.
Муж внучки Радик–Роман вспоминает:
«Надежда Петровна когда-то была деловая, активистка, бойкая, убежденная. Под конец жизни её привозили в храм, сажали на стульчик, и она дрожащей рукой, смотря вокруг, повторяла за окружающими крестное знамение. Она крестилась. И батюшка её причащал».
Я все искала ответы на свои вопросы, а чего искать? Какими же иначе должны были стать те, кто, видел перед собой таких «железных» людей, жил рядом, дышал с ними одним воздухом. Им досталось сложное время для жизни, но они выстояли, вместе, и сохранили любовь друг к другу. Чувство, которое так часто можно было потерять, не только сохранилось, но и приумножилось. И конечно нашло отражение в поступках и мыслях.
Знание о жизни поколений дает нам возможность понять, какую роль играют в судьбе и становлении личности человека его предки, их поступки и личный выбор. Мы знаем судьбу потомков. Их опыт и выбор, поучительный или отрезвляющий, нам следует знать ещё и затем, чтобы исправить, выровнять для будущих поколений, линию жизни своего рода. Принять, простить, и искупить. Ведь были гвозди для Ноева ковчега и гвозди для ладоней Христа…
Анастасия Беляева
