Мысль о преемстве Руси от Византии, об органической связи между царской и императорской властью (напомним, что само именование «царь» в родстве с латинским caesar, император) оказалась чрезвычайно заманчивой и стойкой. На протяжении нескольких столетий она упорно поддерживалась и развивалась правителями России, принимая разные идеологические формы, а временами распространялась и в широком массовом сознании. «Дела давно минувших дней» не теряют своей актуальности и теперь.
Некоторое время назад у меня в руках оказалась книга – много читанная, с подчёркнутыми строчками, с пометками на полях. Изданная в Москве, в 2003 году, она будто продолжает старинную традицию старообрядческого писательства, той книжности, которая оставила свой след и в Угличе.
Итак, «Византийская прелесть» [Москва, издательство «Три-Л», 2003]. Её автор – Борис Павлович Кутузов, историк и публицист, исследователь и знаток старообрядчества, который также и сам продолжал осмысление событий русской истории с позиций старообрядцев. В своих нескольких книгах он обращается к церковным реформам XVII века и неизменно берёт ключевое слово – реформа – в кавычки, ставя под сомнение содержание этого понятия. Книга «Византийская прелесть» посвящена одной из важных тем внешней политики нашей страны на значительном отрезке её истории.
Но сначала слово, вынесенное в название книги – «прелесть», которое для нынешнего читателя ассоциируется уж скорее с дамским романом. Вернёмся же к его старому и первому значению, автор напоминает: «”Прелесть” - самообольщение, соединённое с бесовским обольщением. Это уклонение от истины ко лжи. В прелесть может впасть не только отдельный человек, но и целый народ». В книге речь идёт об идее «константинопольского престолонаследия», которая, по мнению автора, «ложная мысль очень высокого уровня» [Кутузов 2003, с. 4].
О возникновении «ложной мысли» читаем: «Идея политического объединения всех православных народов под державой русского царя возникла после падения Византии в 1453 году. Россия – духовная наследница Византии, а Москва – это Третий Рим, по словам старца Филофея (1516 г.)» [Кутузов 2003, с.5]. Падение Константинополя и идеологически привлекательная мысль о преемстве этому «второму Риму» на несколько столетий определили внешнеполитическую, а позднее и геополитическую ориентированность русского государства.
Первым активно претворил идею и умонастроения в реальные действия молодой царь Алексей Михайлович. Борис Кутузов обращает внимание читателя на то, что этот правитель, вступив на престол, практически сразу стал готовить реформу церкви.
Честно признаться, я после школы и исторического факультета как-то «само собой» полагала (впрочем, не углубляясь в историю этого периода), что это вопрос внутрицерковной жизни – массовая переписка книг привела к разночтениям, разночтения к богослужебным ошибкам, всё это «расшатало основы»… Задача Никона привести всё обратно к каноничности и единообразию, при этом не искать уже слегка затерявшийся корень разночтений со старыми оригиналами, а прямо сверять с греческими книгами, которые, по умолчанию, ближе к источнику. Это, понятно, должно было снять разногласия, сплотить народ и усилить поддержку действующей власти.
Кутузов пишет о сверхзадаче всего комплекса исправлений: «Церковное единообразие, достигаемое реформой, - первая и необходимая ступень будущего политического единения всех православных народов под державой русского царя, такова главная мысль, которой была подчинена вся деятельность царя Алексея Михайловича. (…) Царь приступил к подготовке реформы сразу же после вступления на престол, т.е. когда ему было всего лишь 16 лет! Это свидетельствует о том, что царя с детства воспитывали в этом направлении, были, конечно, и опытные советники и фактические руководители» (не Стефан ли Вонифатьев, духовник царя, и его кружок «ревнителей благочестия»?) [Кутузов 2003, с. 6].
Обзор действий правителей XVIII века в направлении, заданном Алексеем Михайловичем, дан кратко. Пётр быстро понял, что, предприняв движение на восток, не следует рассчитывать на встречное восстание порабощённых турками православных народов, война может стать затяжной. Он обратил своё внимание на Балтику.
Екатерина II будто возвращается к оставленному Петром направлению. Используя сложившуюся политическую ситуацию, она решительно расставляет фигуры для новой партии на юго-восточном игровом поле. Дебют успешно разыгран в татарском Крыму, когда один из представителей правящей династии Гиреев принимает включение полуострова в состав Российской империи. Здесь строится флот и готовится плацдарм для следующих шагов.
Действия русской императрицы наделали много шума в Европе, в Англии появляется злая карикатура, которая «визуализирует» ситуацию, сложившуюся во время Очаковского кризиса. Екатерина – «в разгоряченном образе» совершает прыжок от Крыма до минаретов Стамбула под заинтересованные комментарии европейских правителей.
Реальная Екатерина, собранная и прагматичная, просчитывает дальнейшие действия – тогда то-то, 1793-1794 годах и была проведена большая разведывательная операция Генерального штаба по сбору сведений об Османской империи. Под прикрытием Чрезвычайного посольства в Стамбул офицеры топографической службы заготавливают карты и обследуют глубины и особенности берегов Босфора. Екатерина до своей внезапной смерти была захвачена планом овладения проливами и созданием сателлитного государства Дакия на Балканах под правлением своего внука Константина (собственно, кажется, и рождённого для Константинополя).
Павел I, относившийся к наследию матери более чем критично, «греческий план» как раз одобрил. В книге приведена резолюция императора на поданной ему записке Ф.Ростопчиным по этому вопросу: «Апробуя план ваш, желаю, чтобы вы приступили к исполнению онаго. Дай Бог, чтоб по сему было» [Кутузов 2003, с. 9]. И только смерть императора остановила начатую подготовку к войне.
Александру I как будто и нет необходимости поднимать вопрос о проливах. По договору 1798 года (возобновлён в 1804 году) России предоставлено право проводить свои военные суда через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море. Б.П.Кутузов пишет: «Восточный вопрос для России мог бы и в будущем разрешаться мирным путём, если бы дело было только за проливами, о первостепенной, якобы, важности которых для нас столько шуму было в конце XIX – начале XX века» [Кутузов 2003, с. 9-10].
Уже в 1808 году в переписке с Наполеоном по поводу его плана похода на Индию через Константинополь Александр I предлагает внести пункт о том, что России в этом случае будет передан «Константинополь с окрестной областью в несколько миль в Азии и с частью Румелии в Европе». [Б.П.Кутузов, с. 10].
В наступающем столетии Восточному вопросу было суждено бурное развитие – как фронтах русско-турецких войн, так и в умонастроениях русского общества. Определенную роль в восприятии турецкой темы массовым сознанием играет ставшее широко известным якобы старое пророчество о том, что по прошествии 400 после падения Константинополя (теперь его чаще называют на русский манер «Царьград») падёт и Турция. Вместе с тем концепция российской политики меняется: «Развитие национальных интересов в народностях Балканского полуострова, дарование им автономных прав, стремление западной Европы взять эти народности под своё покровительство и этим не допустить русских на берега Босфора и Дарданелл – всё это также заставило постепенно отказаться от идеи Екатерины и заменить её идеей насаждения на Балканах независимых национальных государств под протекторатом России». [Кутузов 2003, с. 11]
Ожидание 1853 года вызывает патриотическое воодушевление в самых разных кругах. Анна Тютчева, дочь поэта и фрейлина двора Николая I в волнении и даже некоторой экзальтации пишет в своём дневнике: «Судя по последним известиям из Константинополя, война неминуемо должна разразиться. (…) Ум, поражённый ужасом, с тоской спрашивает себя, каков будет исход этой борьбы между двумя мирами. Сомнений нет, мы, Россия, на стороне правды и идеала: Россия сражается не за материальные выгоды и человеческие интересы, а за вечные идеи. Потому невозможно, чтобы она была побеждена, она должна в конце концов восторжествовать. Как справится она тогда с тем великим наследием, которое ей выпало на долю, окажется ли она на высоте своей великой исторической судьбы…?». И далее: «Неужели правда, что Россия призвана воплотить великую идею всемирной христианской монархии…?» Автор, приводя этот патетический отрывок, задаёт вопрос – не было ли это «политической прелестью», и далее (вслед за единомышленниками Поморского согласия): «Не правы ли старообрядцы, которые утверждают, что уже со второй половины XVII века «Русь превращалась в одну из многих монархий, хотя и с новыми имперскими претензиями, но без освящённого Богом пути в истории?» [Кутузов 2003, с. 14].
Попытка Николая I покончить с Турцией вызвала противодействие всей Европы, Оттоманская империя была сохранена. «Парижский мир 1856 года ознаменовал крах русской политики первой половины XIX века и повлёк за собой потерю Россией того исключительного положения по отношению к Турции, которое было приобретено Екатериной и её преемниками. По договору России запрещено было иметь на Чёрном море военный флот и базы…» [Кутузов 2003, с. 15]. Ограничение было снято в 1870-71 годах.
Михаил Петрович Погодин, чрезвычайно авторитетный в то время историк и публицист во время Крымской войны 1853 года решительно выступал за «крестовый поход против турок» («Историко-политические письма в продолжении Крымской войны 1853-56 годов»), его сочинение переиздавалось и в 1874 году, накануне новой войны с турками.
Кутузов считает, что отчасти воинственные настроения в русском обществе поддерживались иезуитами, он пишет: «Иезуиты же стояли у истоков интриги константинопольским престолом, а нить интриги, как известно, они умели держать в своих руках, не роняя, на протяжении многих столетий. В войну была втянута одна лишь Россия (против воли её государя, но по воле народа или тех, кто делает общественное мнение)» [Кутузов 2003, с. 25].
Вторая половина столетия, возникающие почти непрестанно аргументы сторонников и противников антитурецких действий, русско-турецкие войны, дипломатия сторон – всё это рассмотрено в книге с привлечением большого числа документальных источников и образцов публицистики, писем и дневников современников. Б.П.Кутузов обращает внимание на имперские, националистические настроения, которые подогреваются печатью: «Публицисты наперебой уверяют, что мусульманство во всех отношениях хуже христианства, а потому война с турками даже наш прямой долг и обязанность, а Константинополь – это как приз. Выродившееся христианство. Где в Евангелии хотя бы намёк на то, что истинную веру надо насаждать мечом? (…) Где слово вразумления высшей церковной иерархии?» [Кутузов 2003, с. 53].
«Последним актом трагедии» называет Кутузов Первую мировую войну. Политический кризис в результате событий на Балканах снова всколыхнул «цареградские чаяния», Кутузов приводит слова публициста И.Балашова, снова писавшего о судьбе и возможностях: «Ныне Россия держит снова в своих руках разрешение многовекового спора Креста с Полумесяцем» [Кутузов 2003, с. 59]. Категорические предупреждения П.А.Столыпина о невозможности мобилизации и войны не остановили подготовку к решительным действиям. «Соблазн не преминул явиться: Грэй (Англия) и Пуанкаре (Франция) изъявляли готовность, при условии участия России в войне против Германии вручить царскому правительству «ключи от его дома» (Босфор и Дарданеллы)», - пишет Кутузов. [Кутузов 2003, с. 63]. Министр иностранных дел С.Д.Сазонов на особом совещании 821 февраля 1914 года сказал, что нельзя полагать, чтобы наши действия по овладению Проливами происходили без общеевропейской войны [Кутузов 2003, с. 65].
И даже когда государственные устои начинают шататься, 21 февраля6 марта 1917 года министр иностранных дел Н.Н.Покровский в своей «всеподданейшей записке» пишет: «… Настоящая политическая обстановка представляется исключительно благоприятной для разрешения наших вековых задач (…) Мы должны теперь же приступить к практическому осуществлению нашей задачи движения к Проливам и на Константинополь…» [Кутузов 2003, с. 109]. Для экспедиции по овладению Константинополем Н.Покровский предлагает десент в 200-250 тыс. человек, сроком же экспедиции-десанта ему представлялся … октябрь 1917 года!... Занавес. Адский хохот из преисподней… Конец последнего акта трагедии под названием “Гибель российской империи”» [Кутузов 2003, с. 113].
Таким образом, автор книги о «византийской прелести» представляет вехи развития идеи константинопольского наследства в истории страны от провозглашения «третьего Рима» к церковной реформе ради мыслимого единения православных народов под державой русского царя, а далее – «Греческий проект» – чаяние Цареграда – Восточный вопрос – поражение в Первой мировой войне – гибель Империи.
Говоря о последствиях этой ложной идеи, которая «триста лет
разлагала российское общество» Кутузов рассуждает о вере и самодержавии
(приведя слова всё той же фрейлины Анны Тютчевой: «Самодержавие, конечно,
прекрасная вещь: утверждают, что это – воплощение на земле Божественной власти;
это могло бы быть правдой, если бы к всемогуществу самодержавие могло
присоединить всеведение, но, так как, в конце концов самодержец только человек,
подверженный ошибкам и слабостям, власть в его руках становится опасной
силой»), а также о патриотизме и национализме. Конечно, всё это – рассуждения
убеждённого старообрядца, но его книга получилась чрезвычайно интересной и во
многом убедительной.
Светлана Владимировна Кистенёва