Война в судьбе Евгении Алтуховой

Вновь пришел цветущий яркий май – месяц Великой Победы. Народная артистка России, Почетный гражданин города Углича Евгения Васильевна Алтухова в этот праздник вспоминает о своей юности, которая пришлась на тяжелейшее для нашей страны время. Молоденькая девушка, красавица, певунья попала в самую гущу военных событий, на войне закалялся характер. Именно в страшные годы войны, постоянно находясь рядом с человеческим страданием, Евгения поняла, как песня необходима людям. «Я замечала, как тяжелораненые силились улыбнуться навстречу песне, может быть, последней улыбкой в своей жизни».

У выпускницы фармацевтического техникума «лейтенанта Жени» боевой путь начался в 1943 году. О военных годах Евгения Васильевна пишет в своей книге «Как это было…».

Глава «На фронте»:

«В феврале 1943 года я получила повестку в военкомат, где узнала, что меня отправляют на фронт, но прежде в Москве должна буду пройти военную подготовку и жить уже не дома.

На улице Стромынка, 32 был раньше студенческий городок, и вот там формировались госпитали, уезжающие на фронт. Там я проходила военную подготовку и приняла имущество аптеки, начальником которой я была приказом зачислена. Госпиталь именовался ППХГ № 5163, то есть Полевой передвижной хирургический госпиталь, он стал моим новым домом…

Перед уходом на фронт меня отпустили попрощаться с мамой, и я, воспользовавшись этим моментом, зашла в парикмахерскую отрезать косу, которую я еще носила, чтобы сделать короткую стрижку под мальчика.

Мама, прощаясь, благословила меня и, плача, сказала мне молитву, которую я в трудную минуту должна была произносить, что я и делала. Благодаря этой молитве я осталась жива.

В ночь на 1 мая 1943 года нас, 4 госпиталя, отправили на фронт с московской товарной станции. Ехали мы в товарных вагонах с нарами, кто-то плакал, кто-то пел, не спалось…

Еще было светло, в мае дни длинные, когда нам дали команду выходить с вещами и идти по направлению к станции, а затем располагаться в казарме на ночь. Как оказалось, это была узловая станция «Лиски», вся перегруженная составами поездов, все пути были просто забиты поездами с боеприпасами, младшим офицерским составом из Средней Азии, солдатами, овчарками и т.д.

Только мы расположились, как началась бомбежка, и нам была дана команда бежать в укрытия, землянки, траншеи.

Я бежала со второго этажа, а передо мной бежал один из водителей грузовых машин нашего госпиталя, он только выбежал из дверей подъезда и тут же упал замертво, раненый осколком, ему вырвало всю челюсть…

Всю ночь до рассвета, начиная с 9 часов вечера, самолеты фашистов бомбили станцию «Лиски». В газете «Правда» потом писали, что в эту ночь было 70 налетов бомбардировщиков.

Когда все стихло, мы вышли из землянки…, а вокруг слышались стоны людей, скуление раненых овчарок, лежало множество трупов. Раненым оказывали помощь врачи медсестры, помогали санитарки, а трупы куда-то уносили санитары и все, кто был на ногах. А на путях горели некоторые составы, рвались снаряды…

Вскоре была дана команда всем построиться, чтобы проверить, кого не достает, и после этого нам объявили, что начальник станции «Лиски» оказался врагом народа и специально устроил такое скопление поездов.

После оказания первой помощи пострадавшим был дан приказ развернуть срочно госпитали в ближайшем от станции месте, это был не лес, а перелесок из молодых сосен на берегу Тихого Дона, так как другого леса поблизости не оказалось. Были развернуты маскировочные палатки для раненых, операционные и для моей аптеки, чтобы готовить лекарства и снабжать перевязочным материалом. Вот так, не доехав до места назначения, мы получили настоящее боевое «крещение»… Когда всех больных обработали и отправили в тыл, опять погрузились на поезд и тронулись дальше. Доехав до Оскола, выгрузились на госпитальные машины и своим ходом поехали до ближайшего леса, где и расположились, поставив палатки и вырыв несколько траншей, так как Оскол немцы каждый вечер бомбили…

Еще в Москве, а потом в пути мы постепенно знакомились друг с другом… У начальника госпиталя был заместитель по политчасти Алтухов Алексей Дмитриевич, ставший затем моим мужем.

Многие имена уже забылись, только остались в памяти их лица, но помню главного хирурга, докторов, начштаба госпиталя… В моем распоряжении была сначала помощница, но недолго, и санитарка Маруся Балашова. Маруся была всегда со мной рядом…

Но вот однажды объявили, что началось наступление наших войск и надо погружаться на машины. Это началась операция, которую потом стали называть «Курская дуга».

Мы приехали в село Рудавец, где и развернули госпиталь… Наш госпиталь во время этих боев был на положении медсанбата, то есть раненые поступали сразу к нам, их было очень много, работали все без сна круглосуточно. Орудийная канонада была слышна совсем близко, линия фронта находилась в трех километрах.

Как нам уже потом сказали, был момент, когда мы находились на «дне мешка». Если бы немцы сомкнули кольцо, мы бы оказались в плену, но благодаря «катюше» и нашей армии удалось сдержать жесточайший натиск немцев и, более того, перейти в наступление…

Обработав всех поступивших раненых, мы опять на машинах отправились дальше с уходящей вперед линией фронта. Мы проезжали через только что освобожденные дымящиеся села, небольшие города, где на обочине дороги стояли, сидели, лежали захваченные в плен немцы в огромном количестве. Лето было в разгаре…

Мы двигались вслед за линией фронта, сначала I Украинского, а затем II Украинского. Менялись села, менялась погода.

Помню, как осенью 1943-го месили черноземную грязь Украины, когда шли пешком по 30 километров в день, так как машины стояли, танки стояли, не только наши, но и немецкие. На лошадях, на волах перевозили снаряды, перевязочные материалы, перекинув через спину по бокам животных…

От этих переходов сапоги, портянки не успевали просохнуть в избах сел, где мы останавливались на ночлег. Немецкие войска отходили, так как не выдерживали наших погодных условий.

После Курской битвы наш госпиталь принял участие еще в одной крупной операции. Это было уже Корсунь-Шевченковское направление, когда немцы закрепились на другом берегу Днепра, потому что начало подмораживать землю. Велись ожесточенные бои, и поступало множество раненых…

К этому времени у меня с замполитом Алтуховым Алексеем Дмитриевичем сложились уже близкие взаимоотношения, и мы в один солнечный январский день поехали на лошади, запряженной в сани, в город Богдан-Хмельницкий оформить наш брак в ЗАГСе.

В это время мы стояли в селе Стовпяги, на этом берегу Днепра. Я была счастлива, была влюблена…

После того, как нашим войскам удалось отбросить немцев, мы также двинулись в путь, но пока еще не на машинах, а на волах, так как дорога, поля были заминированы, и впереди ехала разведочная группа с саперами. Однажды все-таки произошел взрыв…

По Украине продвигались медленно… Пополнять запасы аптеки лекарствами и перевязочным материалом, как правило, я ездила верхом на лошади, чтобы в штабе армии оставить свою заявку. И вот однажды, в морозный день, уже на обратной дороге в госпиталь разыгралась такая метель что в нескольких метрах ничего не было видно. На счастье, меня сопровождал солдат из легко раненых, казах по национальности, джигит, как он говорил. Он ехал впереди, и я ориентировалась только на темное пятно, едва видное сквозь густой снег. Только благодаря ему мы как-то добрались до первого попавшегося села. Он еле-еле смог меня снять с лошади, колени у меня замерзли так, что ноги не разгибались. Тогда не было для женщин брюк, а только юбки.

На руках внес меня в избу, где было очень тепло, а больше я ничего не помнила. Очнулась только на следующий день… Утром хозяйка мне сказала, что солдат уехал рано в госпиталь и забрал с собой мою лошадь, чтобы за мной приехали на машине.

Хозяйка, добрая женщина-украинка, хаживала за мной, как за дочерью, поила, кормила, не давая мне встать с постели. Давала мне соленый кавун, только у нее я узнала, что маленькие арбузы солят, а с высокой температурой было особенно вкусно их есть.

Всегда с благодарностью вспоминаю ее заботу обо мне, так же как и солдата-казаха, спасшего меня от верной гибели.

Дня через 3-4 за мной приехали, и моя служба продолжалась…

Ближе к весне, когда снег превращался в мокрую жижу, а нас по дороге бомбили, и мы, соскакивая с машин, врассыпную бежали подальше и ложились на землю, чтобы по возможности уберечься от осколков…

После длительного лежания на мокром снегу руки и ноги основательно замерзали. И вот однажды, проснувшись, я обнаружила, надевая сапоги, что ноги распухли и в сапоги никак не влезают, а надо двигаться дальше. Так как мы всегда жили в избах сел, мимо которых проезжали, то меня оставили у хозяйки, которую просили помочь мне вылечить ноги, а потом догонять госпиталь на попутных машинах.

И эту женщину я вспоминаю с огромной благодарностью… А догонять госпиталь оказалось делом весьма непростым во всех отношениях, но, прежде всего, из-за моей внешности.

Несмотря на все трудности, была я, что называется, кровь с молоком, видная, и солдаты на меня смотрели жадными глазами, а некоторые начинали приставать. Но другие вступались и останавливали их, так как сталинская дисциплина тогда, а особенно в армии, оказывала свое воздействие. Этому надо отдать должное.

Таким образом, слава Богу, я благополучно догнала свой госпиталь.

Впереди была Молдавия и Ясско-Кишиневская операция. О военных действиях в ней напишут пусть кадровые военные, а я напишу о наших бытовых условиях в тот период пребывания в действующей армии.

Если в Москве пришлось голодать, так как того, что давали по карточкам, явно не хватало, чтобы почувствовать элементарную сытость, то в армии, на фронте, мы получали сытную, простую и здоровую пищу и в достаточном количестве. Только когда шли по бездорожью на Украине, мы получали сухой паек…

И вот, попав в солнечную, цветущую Молдавию, мы на свои деньги могли у хозяек купить черешню и даже маленьких ягнят, из которых они готовили замечательное второе блюдо с разными приправами, и вкуснейший белый хлеб. После холодных и голодных переходов это казалось чудесным сном, но это была прекрасная действительность, да к тому же было затишье пред наступлением…

Мы продвигались вперед за боевыми воинскими частями и оказались уже в Румынии под городом Яссы…

Запомнилось одно из сел, где мы стояли, это село Владиешты, откуда в июле-месяце я в сопровождении мужа уехала домой, в Москву, выбыв по декрету.

Дорога была ужасно трудной, да к тому же часто составы бомбили, особенно запомнилась станция «Жмеринка», казалось, что и не доедем живыми. Но Бог миловал. Великое счастье было оказаться дома, прижаться к маме, увидеть близких и друзей».

И еще одна цитата: «Ни один фронтовой день не считаю потерянным: война для меня была суровой, но хорошей школой. Я постигла основной закон боевого братства: взаимопомощь и выручка – величайшие двигатели жизни. Они пригодились мне потом, в мирном труде. Я узнала, что такое настоящая человеческая дружба, солдатская Вера в Победу, Надежда на возвращение, Любовь к жизни».

Каждый год Евгения Васильевна присылает новогодние поздравления в музей, своим землякам. Раньше были письма, и в каждом такие строки: «Хочу приехать в Углич. Буду петь». Приезжала, пела, и даже в 2011-12 годах в День города мы слушали и восхищались красивым, сильным, нестареющим голосом Евгении Васильевны Алтуховой.

В один из Дней Победы, увидев Евгению Васильевну в орденах и медалях, ее ученица Мария Руденко написала замечательное стихотворение:

Голос русский, голос дивный,

В нем - раздолье, Волги плеск.

Что за чудо породило

Этот голос? – Дар небес?

В нем слились Земли великой

Ликованье и простор;

Он то бури вихрь дикий,

То чуть слышный разговор

Доверительный и нежный,

Что от сердца к сердцу лишь;

То как ветер безмятежный